Эксклюзивное интервью с Натальей Липницкой или как нужно бежать, чтобы просто стоять на месте

  Долгожданный концерт Натальи Липницкой состоялся в Минске 26 сентября 2011 года. Активно концертирующую в разных странах мира белорусскую гитаристку приветствовали восторженными аплодисментами в заполненном до отказа малом зале Белгосфилармонии. В исполнении Натальи Липницкой прозвучали произведения Джона Дауленда, Иоганна Себастьяна Баха, Дионисио Агуадо, Августина Барриоса и Астора Пьяццоллы. Белорусским слушателям был подарен незабываемый вечер, поразивший своей удивительной тонкой романтичной атмосферой, заполненной бархатным, певучим и одновременно ювелирно отточенным во всех технических мелочах звучанием классической гитары.

  После концерта Наталью окружили многочисленные поклонники, друзья и знакомые. В ряду желающих поздравить с удачным выступлением, взять автограф или просто поприветствовать мы с Александром Володченко (однокурсником Натальи по Академии музыки) оказались последними. Несмотря на двухчасовой концерт и поздний час, Наталья Липницкая в компании своего преподавателя Евгения Гридюшко, дала эксклюзивное интервью специально для сайта Королева Гитара.

Наталья Липницкая с концертом в Минске 

Александра Зубик: Наталья, Вы много гастролируете за рубежом? Насколько плотен Ваш гастрольный график?

Наталья Липницкая: Этим летом я много играла, поэтому я как-то подустала. Вообще я не люблю плотный гастрольный график. Я от этого очень устаю. И даже сейчас сыграв концерт думаю: «Как хорошо, что следующий концерт только в конце ноября». Мне нужно время, чтобы поменять идеи, чтобы немножко даже поиграть просто для себя.

 

А. З.: Есть ли у Вас свой концертный менеджер?

Н. Л.: Нет, импресарио у меня нет. Дело в том, что импресарио особо не заинтересованы в классической гитаре. К сожалению, гитаристы в таком небольшом кругу и ездят, даже самые именитые все равно играют в основном среди гитаристов. А импресарио так и говорят: «Да, вы хорошо играете, но нам не интересны гитаристы, потому, что на них не зарабатываешь деньги».

            Александр Володченко: А выступления с оркестром?

Н. Л.: С оркестром я уже давно не играла, играю только сольно. Я играю также в дуэте с виолончелью. А так в основном сольно. Хотя нет, два года назад я играла концерт Вивальди, но там был не оркестр, а просто квинтет. Мне, кстати, очень нравится играть с кем-то в ансамбле.

 

А. З.: С кем бы Вам хотелось поиграть в ансамбле?

Н. Л.: В ансамбле я вообще очень люблю играть с разными инструментами. У меня было много дуэтов. В Вене я много играла со скрипачкой. А еще был классный дуэт с контрабасом. Мне нравилось необычное и очень хорошее тембровое сочетание. Контрабас звучит как виолончель, но у него такой более матовый звук. Но когда я уехала из Вены, наш дуэт развалился. В Париже мне не удалось найти подходящего контрабасиста. Дуэт ведь как работает? Нужен не только хорошо звучащий инструмент, но, прежде всего, контакт с человеком, с которым ты играешь. Какое-то время я еще ездила в Вену, мы что-то пытались репетировать, но … надо быть очень организованным (смеется), чтобы все успеть сделать.

 

А. З.: Кстати, по поводу организации. Как часто Вы занимаетесь? Сколько времени уделяете гитаре?

Н. Л.: Я занимаюсь много. Я люблю много заниматься. Занимаюсь каждый день. И даже когда у меня было очень много предложений из разных школ преподавать, то я даже отказывалась, потому что не оставалось времени, чтобы заниматься собой. Как по мне, то чем меньше занимаешься, тем меньше хочется, пропадает и желание и мотивация. Поэтому я предпочитаю заниматься регулярно, минимум 4 часа в день. Но если какой-то важный концерт, то там уже «напрягаюсь» (смеется) и время занятий, конечно же, увеличивается. А так без напряжения, минимум 4 часа.

 

А. В.: То есть, наша «закваска» сказывается в этих вещах?

Н. Л.: Я не знаю… Есть разные музыканты. Я считаю, что надо в какой-то момент понять свою природу. Например, мой знакомый гитарист Эждико Перуа – такой вундеркинд! Он практически не занимается, начинает только где-то за неделю до концерта и у него все отлично проходит. У меня такого нет. Если бы я вот так занималась, то на сцене у меня бы все развалилось, мне было бы плохо. Я поняла, что мне надо заниматься регулярно, даже без какого-то фанатизма, просто более рационально к этому подходить, больше анализировать.

 

А. З.: Волнительно ли было сегодня играть на белорусской сцене?

Н. Л.: Я пытаюсь во время концерта от этого, в принципе, абстрагироваться. Хотя все равно когда на сцене сидишь, понимаешь, что это такая ответственность. Идет некая внутренняя борьба. Но если это состояние преодолеваешь, находишь покой и мир с собой, то все волнения забываются, и публика тоже начинает реагировать.

 

А. В.: Чем был вызван выбор сегодняшней программы?

Н. Л.: Вообще в Европе я больше играю современной музыки и меньше старинной. Пьяццолу я играла для мамы. В принципе этот концерт изначально я делала не из-за денег или желания выступить здесь с сольным концертом. А просто я подумала, что мои родители меня не слышали уже 10 лет, с того самого момента как я уехала. То есть я первый раз приезжаю сюда с гитарой. Нет, наверное, второй. Первый приезжала сдавать госэкзамены. А так, они меня давно не слышали и не представляют как я играю сейчас. Они хоть и не музыканты, но все же.

Баха я очень люблю играть. Многие меня спрашивают: «Зачем ты играешь Баха»? А я очень люблю его. И вообще я очень люблю исполнять старинную музыку, к примеру, Дауленда, который сегодня тоже звучал. У меня есть даже отдельная программа, в которой я играю старинную и современную музыку, то есть выстраиваю программу в таких контрастах. В Европе такие контрасты любят. Я не знаю, может там публика более интеллектуальная? Им подобного рода контрасты нравятся. А здесь я наряду с произведениями Пьяццолы, Баха и Дауленда, решила включить также пьесы «полегче» для восприятия: вальсы Барриоса, Рондо Агуадо.

 

А. З.: Есть ли у Вас любимая композиция, которую обязательно включаете во все свои концерты?

Н. Л.: Ой, нет. У меня бывают любимые пьесы какой-то период. Потом мне надо их обязательно менять. Это как, знаете, постирать одежду, чтобы ее обновить. Так и с любимыми пьесами. Надо их немного забыть, чтобы к ним потом со свежим восприятием снова вернуться.

 

А. В.: Насколько часто получается менять репертуар?

Н. Л.: Я не скажу, что я очень быстро учу. Есть исполнители, у которых гораздо больше репертуар. У меня, как правило, есть две программы, которые я всегда могу как-то скомпоновать.

 

А. З.: Как Вы преодолеваете технические трудности в сложных произведениях?

Н. Л.: Думаю, почему они возникают! У меня в Вене был один очень умный преподаватель, который говорил: «Вот у тебя это место не получается. А ты думала, почему вот это место получается? Проанализируй сначала, почему это место получается, а это – не получается». И я вот так начинаю делать. Иногда пальцы не работают из-за каких-то просто-напросто физических проблем, а иногда надо продумать аппликатуру, подумать 5 минут о том, что надо изменить и все пойдет. В принципе я бы сказала, что я такой более (задумывается) …

 

А. З.: Рациональный тип исполнителя?

Н. Л.: Да, я бы сказала рациональный. Я со временем себя анализирую, сравниваю с другими и прихожу к выводу, что да, больше рациональный тип.

 

А. З.: Оказала ли влияние на Ваше профессиональное становление деятельность других исполнителей?

Н. Л.: В целом, когда мы были помоложе, мы воспитывались на фортепианной музыке, слушали Рихтера, Горовца. У нас в классе был концертмейстер Ирина Михайловна Подомацкая, которая нас в этом плане сформировала. Что касается гитары, мне нравятся более молодые исполнители. Сейчас кого ни спросишь «Кто тебе нравится?», все отвечают – Марчин Дылла. Я вот тоже скажу: Марчин Дылла.

 

А. В.: Наташа, можешь назвать пару фамилий западных композиторов, которые пишут для гитары и пьесы которых ты исполняешь?

Н. Л.: Я играю некоторые вещи немецкого современного композитора Вернера Хенца. Мне нравится не все. У него есть очень «завернутые» вещи, типа «Roil winter music», «Шекспировские характеры», но есть миниатюрки, которые мне очень нравятся. Вообще мне нравятся не гитаристы, которые пишут для гитары, но их, к сожалению, очень мало. Когда пишут гитаристы, там всегда чувствуется гитара, такое “я умею играть на гитаре”. А вот когда пишет не гитарист, то там есть мысль и чистая музыка. Они могут абстрагироваться.

 

            Евгений Гридюшко: У гитаристов больше чувственные пьесы, а у композиторов – нормальные.

 

              А. З.: А как часто случается исполнять на Западе белорусскую музыку?

         Н. Л.: Ой (вздыхает), уже сто лет не играла, признаюсь честно – стыдно. Я еще в самом начале, когда училась в Вене, играла Горелову, Литвиновского. Но, как-то, мне кажется, не оценили. И с тех пор я и не играю.

 

А. З.: Наталья, Вы являетесь выпускницей белорусской школы…

Н. Л.: Да, в Минском музыкальном училище училась в классе В. Белышева, в Белорусской академии музыки – у Евгения Гридюшко.

 

А. З.: И в то же время имели возможность долгое время учиться в западноевропейской традиции. Сколь лет Вы учились на Западе?

Н. Л.: 5 лет в Вене, в Венском университете музыки и изобразительного искусства.

 

А. З.: А как очутилась в Париже?

Н. Л.: Когда я училась в Вене меня по программе Эразмус по обмену отправили в Париж, где я провела год, потом вернулась в Вену. Пройденные за время учебы в Парижской консерватории предметы мне зачли в Вене. Но мне настолько понравилось в Париже, что я решила туда вернуться. И сейчас я живу и работаю в Париже. Да и во Франции, хоть и нерегулярно, но беру уроки даже сейчас.

 

А. З.: Ощутили ли вы разницу в системах преподавания и воспитания музыканта-гитариста?

Н. Л.: Мне трудно судить. Но я считаю, что наши преподаватели очень ответственно относятся к своей работе. Что я ощутила, когда я поступила в Вену? Что теперь надо самой пахать, потому, что никто там не муштрует мозги, никто с тобой не возится, как привык. И в принципе это опасная вещь, потому что музыкант потом все равно остается один на один с самим собой. Нужно в какой-то момент взять дистанцию. А в Европе другая крайность: преподавателям ты мало интересен. Если ты займешь какое-то место, то гордятся, если провалился… Не знаю, немножко, я бы сказала, все безличностно. С большей дистанцией между учениками и учителями.

 

А. З.: Востребован ли выпускник Белорусской академии музыки в Европе? Ценится ли его диплом за рубежом?

Н. Л.: К сожалению, нет. Мне пришлось все начинать с нуля, единственное, что мне засчитали - некоторые предметы из белорусской консерватории, из училища ничего не засчитали. Поэтому все я закончила там, если считать без Эразмуса, в ускоренном режиме за четыре года. А в целом обучение длится шесть лет. Но мне пришлось играть очень много программ. Там вообще два диплома. Для получения первого диплома надо играть часовую программу. Второй диплом – магистерский, через два года: надо играть два концерта по часу с разными программами и с промежутком между концертами в две недели. И, естественно, обязателен Бах, крупная форма, концерт. И потом я один раз поинтересовалась, почему мы все это учим в таком количестве? А мне сказали: «Поверьте, у вас потом не будет времени, чтобы столько учить. А сейчас выучите и будете играть».

 

А. З.: Я знаю, что Вы являетесь лауреатом многочисленных престижных международных конкурсов. Как вы считаете, что дает исполнителю участие в конкурсах?

Н. Л.: Болезненный вопрос. Не люблю конкурсы, но они нужны для того, чтобы не вариться в собственном соку. Вы приезжаете на конкурс и имеете возможность пообщаться, послушать других. Потом, это и стимул. Я знаю по себе, что начинаешь «вычищать» программу, пахать, ни к какому концерту никто так не готовится. Сейчас я до сих пор участвую в конкурсах, но уже в крупных и делаю это для саморазвития. Это раньше было, что, знаете, если ничего не займешь, то засмяюць, потратишь в пустую много денег… Иногда я слушаю конкурсы просто без участия, чтобы знать уровень. Для меня в чем-то это вызов: мне уже 31 год, я знаю, что на конкурсе будет много молодых исполнителей, уровень техники которых в последнее время колоссально вырос. И у меня вызов остаться на том же уровне, что и эти молодые люди. Мне неважно получу ли я какое-то место, скорее важно увидеть играю ли я как они или гораздо хуже.

 

А. З.: Белорусская гитарная школа сегодня. На ваш взгляд, каковы ее перспективы?

Н. Л.: Вы знаете, я уже так давно не слышала новое поколение. Из последних – Никита Максимчик, Игорь Дедусенко, Павел Кухта – они все очень хорошие исполнители.

 

Е. Г.: Перспективы есть, если у нас есть люди, которые завоевывают места в Москве. Павел Кухта, например, который завоевал второе место, а первое никому не дали. В Москве, где жюри состояло из «врагов», где сидели все ученики Фраучи. У нас одна проблема, что нет еще по всем этапам образования нормальной школы: они приходят в академию и приходится каждого «ломать» под себя. У нас нет таких глубоких корней, как в Европе. Нет таких традиций. Еще 30 лет назад мы ничего не знали, самодеятельно учились чему-нибудь и как-нибудь. Меня балалаечник учил, я вообще ничего не знал, он вообще не учил, а просто присутствовал на уроках.

 

Н. Л.: Когда мы были еще в училище и поехали вместе с Яцеком на конкурс в Польшу, то для нас это был шок. Мы обалдели, каким звуком там играют, и каким звуком играют у нас. У них совершенно иная исполнительская культура, эстетика звука. У нас больше любят яркость исполнения, яркость ради яркости.

 

Е. Г.: У нас играют более жестко, грубо.

 

Н. Л.: Вообще сложно сказать. Мне кажется, в 60-х у нас был прорыв. Тот же Бримам(?), который сотрудничал с композиторами. А потом…

 

Е. Г.: Это ты мне, по-моему, говорила, что гитаристы как бы подняли гитару и ее же сами закапывают, потому что много некачественных исполнителей. Особенно, что касается классической гитары. Нужно быть открытым музыке и публике, но не должно быть бездумной подачи, слишком много внешнего лоска.

 

А. З.: Для Вас, как уже зрелого исполнителя, что составляет сущность исполнительского искусства?

Н. Л.: Вот есть пьеса, она должна дойти до тебя самого, чтобы ты понял ее смысл, почему ты ее играешь, зачем ее выбрал, почему она тебя трогает. И потом, когда ты ее исполняешь, публика должна для себя что-то понять, уловить ее идею, смысл, услышать, что она о чем-то говорит. Если такое происходит, то моя цель достигнута. Надо, чтобы человек, уходя с концерта, не просто думал, о том, что послушал хорошую игру красивой девушки. А чтобы, придя домой, у него что-то осталось, пусть даже и абстрактное, чтобы он подумал: «Хорошо, что есть музыка».

 

Е. Г.: Это – интонационно-образная адекватность текста. У меня один раз такое было. Из моего слушательского опыта. Я в Филармонии слушал Симфонию Шостаковича в исполнении Мюнхенского оркестра и понял, что музыка – именно то, что невозможно передать словами, выразить в живописи, что это настолько богатый космос. Она меня куда-то увела в свой мир.

 

Н. Л.: Да, или знаете, я была на концертах, и у меня возникало ощущение, что мною через музыку мною манипулируют. Хотя подобное бывает очень редко.

 

А. З.: Чувство удовлетворенности возникает после сыгранного концерта?

Н. Л.: Ну, как сказать. Я сейчас рационально подхожу к этому. Удовлетворенность, наверное, есть, потому что все-таки отыграл. Потом начинаешь задумываться, что ты хотел так, а получилось несколько иначе.

 

Е. Г.: Мне выкладчык кажа: «Вобраз не раскрыўся!». А я думаю сабе: «Добра, што не збіўся!» (смеется).

 

Н. Л.: Обязательно позже более глубоко анализируешь, делаешь работу над ошибками. Только так, мне кажется, и прогрессируешь. Сейчас я такого не веду, но когда я была помоложе, у меня даже была тетрадочка типа дневника, в которую я записывала, что мне понравилось, а что не понравилось. Я анализировала себя, словно это играет другой человек. Хотя все равно когда сам играешь – это другое восприятие. Лучше всего иметь в публике кого-то близкого, кому доверяешь, который тебя не «разбомбит», а честно сможет сказать, что было хорошо, а что не получилось. У меня есть такие люди.

 

А. З.: Наталья, а что для Вас сцена? Наркотик?

Н. Л.: Нет. Это тоже саморазвитие. У меня вообще уже несколько лет цель жизни – саморазвитие. Я пришла к такому выводу, что часто люди, особенно после 30, как будто «консервные банки». Рыба (сардина) плавала, росла, а потом ее раз – словили, законсервировали, и она все свои качества сохранила, но она уже больше не плавает. И когда я это осознала, мне стало как-то страшновато, и я сказала себе: «Нет, надо все-таки барахтаться!». Знаете, в «Алисе в стране чудес» была одна отличная фраза, которая мне очень запомнилась: «чтобы стоять на месте нужно очень очень быстро бежать». Так оно и есть.

 

Беседу вела музыковед Александра Зубик

Комментарии

 О слушателях Наталья выразилась очень хорошо, должно быть именно чувство благодарности музыке, у меня, например, такое было, в частности после концерта бразильцев в Минске. Я бы еще сказал об исполнителях, иначе все это не имеет никакого смысла. Я однажды смотрел передачу о фламенко по российскому каналу, там играли цыгане, очень хорошо играли и пели, и когда у одной из них спросили, что она чувствует после коцерта, усталость, опустошение и т.п., она слегка удивиласть предложенным вариантам и ответила: облегчение, гордость, душевный покой! Я думаю, что если гитарист думает после концерта о том, сколько ошибок он допустил или о технике, где сбился, где нет, то ему следует аккуратно упаковать свою гитару и положить ее на полку, и не тешить себя мыслями, что все приходит с годами. Многие люди были бы намного более счастливы, если бы перестали обманывать себя.

Мне кажется, что исполнители часто слишком сконцентрированы на себе, а не на музыке. Отсюда и такие реакции.

вот это интервью!!!! спасибо!!! и познавательно и очень интересно!! и отношение к музыканту совсем другое... 

ощущение после концерта...мне вот кажется, что разбор полетов и копание в своеих "неудачах" свойственно не только гитаристам, но и всем людям, которые выступают публично!! Вовсе не призываю к тому, что бы все себя гнобили за каждую даже не существенную ошибку, но нами же движет стремление к совершенству! И если что-то в ходе выступления пошло не так, то, как мне кажется, нужно разобаться  в причине появления ошибки, с чем оно связанно, ведь причин может быть колоссальное множество  и не толкьо концентрация на себе, не только обман, но и стресс, но и различные внешние факторы... Ответ гитариста после концерта о том, что он чувствует облегчение и гордость, да еще и душевный покой кажется мне немного нереальным...

Совершенно согласен и с Натальей и с pepperony. К себе всё-таки нужно относиться по-человечески.

Огромное спасибо за это замечательное интервью!!! Всегда хотела узнать как там Наталья, что происходит, где она сейчас, чем занимается, КАК занимается и ее отношение к различным школам и исполнителям!! Еще раз спасибо!